Очерк развития торговли в Центрально-Восточной Европе в доисторические времена

Исторические свидетельства, которые бы позволили судить о состоянии межплеменной торговли в предысторические времена, крайне скупы, однако археологические находки, среди которых имеются предметы, добытые или изготовленные в отдаленных местах, свидетельствуют, что в Европе, так же как и в Азии уже в эпоху позднего неолита и времен бронзы обменная торговля была уже достаточно широко распространена и представляла собой один из аспектов развития человеческой цивилизации. Тема связи торговли с цивилизацией имеет большой теоретический интерес и ей посвящены многие работы специалистов. При этом понимание природы торговли существенно меняется в меру получения о ней новых исторических свидетельств. Круг вопросов, возникающих при рассмотрении связи между торговлей и цивилизацией очень широк. Среди них такие: Как соотносятся институты торговли к политической власти? Является ли торговля предпосылкой для создание стабильных политических структур или наоборот? Какова связь между торговлей и экономикой, между торговлей и войной? При каких обстоятельствах торговля способствуют распространению религии, искусства и идеологии? и т.д. (Kristiansen Kristian. 2018: 1-3). Подобные вопросы очень важны для понимания закономерностей развития человеческой цивилизации, но однозначные ответы на них не могут быть получены, если оставлять без внимания этническую составлящуую торговых процессов.

Торговля развилась из простого обмена необходимыми предметами между людьми, который вел к накоплению материальных ценностей у отдельных лиц. Вопрос о природе стремления людей к богатству является отдельной и сложной темой, которой должны заниматься специалисты. Ранее других некоторые ученые, даже философы-марксисты осознали, что переоценка материального интереса в жизни человека таит для человеческого общества определенную угрозу:

Стремление к богатству, охватывающее отдельных лиц и целые народы, приводит к обратному результату – разложению и гибели (Джамбаттиста Вико, цитируется по Лифшиц Мих. 1994, X).

Для подавления чувства страха, постоянно присутствующего в жизни первобытного человека, более важное значение имели именно не материальные ценности, удовлетворение которых было в принципе возможно, а психологический комфорт, который могли обеспечить только ценности духовные. Согласно Радану Квету, идущего по стопам Мандельброта, конфигурация гидрологической сети на нашей планете предопределена геологическими разломами, феноменом принципиального значения. С гидрологической сетью связывается сеть предысторических троп, которая одновременно служила средством обмена не только и не столько товарами, как возможностью обмена информацией между отдаленными человеческими коллективами:

В истории человечества первоначальная сеть троп стала первой информационной сетью. Она не имела главной целью торговые и военные отношения: всевозможный технологический опыт, как, понятно, и культурный, вел к единению мыслей, идей, философских и религиозных воззрений, точно так же, как и художественных вкусов. (Květ R., 1998, 43).

С тем, что материальные ценности не обеспечивают человеку душевного спокойствия и в наше время, согласны и современные философы:

В конечном счёте главной ценой за общество потребления является порождаемое им чувство всеобщей неуверенности (Бодрийяр Жан. 2006, 46).

Исходя из такой точки зрения, в этом изложением будем считать, что, как в доисторическое, так и в наше время, обеспечение людей необходимыми товарами является не целью, а средством ее достижения.

Первым обменным товаром были изделия из минеральных образований и горной породы, которые переходили из рук в руки на растояния в сотен и даже тысяч километров, поскольку необходимое сырье находилось далеко не во всех местах. Наиболее распространенными были кремниевые и обсидиановые орудия и оружие, в меньшей мере изделия их кварцита, диорита, нефрита. Организация обменной торговли кремниевыми изделиями может быть проиллюстрирована распространением артефактов культуры воронковидных кубков. Изделия из разных видов кремня, такие так серебки, лезвия, топоры и под. изготовлялись из оригинального местного сырья в районе Кракова, Радома и Кжемёнок в Польше, Рюгена в Германии, на Волыни, но находились на всем пространстве распространения этой культуры. Жители селений, расположенных далеко от источников сырья, больше использовали более совершенные инструменты, чем на местах производства. Интересно, что наличие местного сырья не исключает интереса жителей к инструментам из иного "экзотического материала" (Milisauskas Sarunas, 2002, 215-216).

Минералы с декоративными качествами, такие как лазурит, малахит, агат, карнеол применялись для украшений. Небезинтересно, что женские украшения были одними из древнейших обменных товаров. В первую очередь это относится к привлекательним и блестящим раковинам моллюсков, которые использовались женщинами тех времен для шейных украшений. Раковины, которые могли быть найдены только на берегах Атлантического океана, попадали в довольно большом количестве к жителям Центральной Европы еще 30 тыс. лет назад (Krämer Walter, 1971, 46). В некоторых местах раковины даже использовалиь в качестве платежного средства. С началом бронзового века товаром стали медь и олово.

Как и следовало ожидать, культурные влияния на Центрально-Восточную Европу исходили из колыбели человеческой цивилизации на Ближнем Востоке. По торговым путям, сформировавшимся в результате межплеменной торговли в эпоху неолита, предметы культуры и быта из Палестины и Сирии вдоль восточных и северных берегов Средиземного моря, через острова Эгейского, а далее по рекам Вардар и Морава попадали в бассейн Среднего Дуная. Вместе с товарами повседневного спроса распростанялись технологический опыт и творческие вкусы. Как утверждала Гимбутас почти все археологические артефакты культур Центральной Европы имели прототипы или аналоги в Египте, Северном Иране, на сирийско-палестинском побережье и на Кипре. К ним она отностит в первую очередь колье со скрученными концами, брошки со спиральными или петлевыми головками, называемые кипрскими, металлические пряжки с тисненой отделкой, спиральки из тонкой медной проволоки, серьги со сплющенными концами, спиральные браслеты и двойные спиральные подвески (Gimbutas Marija. 1965, 32).

Не только археологические находки, но изучение лексики народов, места поселений которых нам известны из проведенных исследований, могут оказать большую помощь в освещении данной темы, чему и посвящается этот очерк. Тем не менее, за отправную точку мы возьмем все-таки надежные свидетельства древних, в первую очередь Геродота:

Что касается крайних земель Европы, расположенных на западе, то я не могу привести какие-то определенные сведения, потому что не считаю, что там имеется река, которая впадает в Северное море и называется варварами Эридан, откуда, как говорят, привозят янтарь, и я не знаю, действительно ли существуют острова Касситериды, из которых нам привозят олово. Так, во-первых, название Эридан свидетельствует, что оно эллинское, а не варварское, и наверняка его создал некий поэт, и, во-вторых, несмотря на все мои поиски, я не смог найти человека, который бы собственными глазами видела, что за Европой есть море. Как бы там ни было, олово, так же, как и янтарь, приходят к нам из крайних земель Европы (Геродот. III, 115).

Что это за река Эридан не выяснено до сих пор, а Касситериды – это очевидно, Британские острова, где в те времена были обнаружены залежи олова и велись его разработки на экспорт. Торговлей этим металлом, необходимым для производства бронзы, занимались финикийские мореплаватели, и они скрывали истинное местоположение этих островов. Так же, можно думать, торговцы янтарем скрывали местоположение страны, в которой имелись большие залежи этой ископаемой смолы хвойных деревьев. Однако греческий мореплаватель Пифей, который побывал на Ютландском полуострове в 325 г. до н.э., утверждал, якобы там янтаря так много, что местные жители используют его как горючий материал вместо дерева. Одновременно нам хорошо известно, что большая часть их находятся на побережье Балтийского моря и, поэтому, по крайней мере, один из путей торговли янтарем должен был лежать в Восточной Европе. Есть мнение, что он начинался восточнее устья Вислы, а далее следовал этой реке до Верхнего Одера, пересекал Моравские ворота между Судетами и Карпатами, выходил на Венгерскую низменность (Альфельд) и далее по Дунаю доходил до Греции (Krämer Walter, 1979, 185-186). Другой путь шел по Висле и далее по Западному Бугу или Сану, а затем по Днестру доходил до Черного моря. Однако Мария Гимбутас утверждала, что еще в 14-м ст. до н.э. янтарь достигал до берегов Каспийского моря, поэтому мог существовать также торговый путь из Центральной Европы через Северное Причерноморье до Северного Кавказа (Gimbutas Marija. 1965, 88).

Слева: Карта находок янтаря и залежей олова в Европе, а также путей торговли этими товарами.

Карта составлена Йоганом Рихтером из Бакнанга (Германия) (Joannes Richter.)
Легенда:
Большие красные точки обозначают находки янтаря в разных частях Европы по M. Ganzelewski und R. Slotta. 1997. Bernstein-Tränen der Götter
Маленькие красные точки обозначают находки янтаря по Christa Stahl. 2006. Mitteleuropäische Bernsteinfunde von der Frühbronze-bis zur Frühlatenezeit.
Белые точки – залежи цинка по Zinnvorkommen
Белые линии – пути торговли цинком по Joannes Richter. 2006. Der Brenner & Tuisc Codex.
Черные линии – пути торговли янтарем по Christa Stahl. 2006.
Красные линии – дополнительные пути торговли янтарем по Joannes Richter. 2006.

Межплеменная торговля в предысторическое время развилась как следствие наличия у разных групп людей избыточных продуктов производства определенного типа и отсутствием или недостаточным количеством продуктов другого типа, потребность в которых была насущной. Обмен лишнего на отсутствующее является естественной акцией среди людей одной общности и эта практика была применена также в отношениях между различными этническими группами, даже если между ними существовало определенное недоверие. В таких условиях возникала так называемая "молчаливая торговля", когда покупатели оставляли свой товар на определенном месте и уходили на безопасное расстояние, затем покупатели подходили оставленному товару, забирали его себе и оставляли ему взамен свой в количестве, по их мнению, эквивалентном. Злоупотребление доверием влекло за собой разрыв "торговых отношений", в чем никто не был заинтересован. Наличие определенного товара в одних местах и его отсутствие в других, а также географические условия вели к возникновению торговых путей, но пока не к появлению класса людей, которые занимались бы торговлей профессионально, но она постепенно набирала новые формы и в большой степени способствовала культурному обмену:

Обычно товары переносились на такие дальние расстояния не отдельными купцами, они просто переходили в процессе обмена из рук в руки, от селения к селению, от страны к стране. Однако сама такая обменная торговля приводила, по крайней мере, к контактам с соседними областями, и при этом первые сведения о дальних странах и народах могли передаваться дальше. Возможно даже, что и тогда отдельные торговцы продвигались дальше, чем мы сейчас можем себе представить (Krämer Walter. 1961, 13).

Поскольку залежей олова в Восточной Европе не было и нет, обратим внимание на другой упомянутый Геродотом товар – янтарь. Уже в 6-м тыс. до н.э он использовался для украшений у народов Северной Европы, а с 16-го ст. до н.э. такие украшения уже встречаются в погребениях ранних Микен и государства Урарту. Регулярные поставки янтаря из Восточной Балтики в Грецию и Малую Азию начинаются примерно с 900 г. до н.э (Krämer Walter, 1979, 184, 186).

Из янтаря изготавлялись ожерелья, серьги, подвески и пр.

Справа: Кольцевидные подвески из янтаря. (Фото со странички Все о янтаре.

Графоаналитическим методом мы определили территорию поселений тюркских племен, одно из которых, древние булгары, предки современных чувашей, населяли ареал на левом берегу нижнего Днепра. Перейдя на правый берег и расселившись далее по Европе, они стали творцами культуры шнуровой керамики и боевых топоров. Один из ее вариантов был распространен в Прибалтике (висло-неманская, или жуцевская культура). Булгары же населяли и основные торговые пути по Висле и Днестру, поэтому могли быть монополистами в добыче и торговле янтарем. В связи с этим попытаемся найти в чувашском языке слова, которые бы в древности могли означать интересующий нас предмет. В словаре мы находим два очень похожих слова янтар и янтарь. Второе, безусловно, заимствовано из русского и означает именно "янтарь". Первое слово, более древнее, и теперь устаревшее, означает "стекло", семантически близкое к названию янтаря и такое значение, очевидно, вторично. В других языках, предки носителей которых, казалось бы, должны были иметь дело с янтарем (в первую очередь эстонцы и финны) подобных слов нет. Отдаленное соответствие финскому и эстонскому названиям (фин. meripihka "морская смола", эст. pihkakivi "смоляной камень") можно найти только в удмуртском и коми языках, в которых янтарь именуется окаменевшей смолой, в то время как другие финно-угорские народы используют для названия янтаря заимствованные слова совершенно другого происхождения. Это заставляет предполагать, что предки эстонцев и финнов, точно так же как и других современных прибалтийских народов пришли к берегам Балтийского моря значительно позже булгар. В связи с этим, можно думать, что чув. янтар может быть близким к первоначальному названию, варианты которого представлены в разных языках.

Происхождение русского слова янтарь, которое заимствовано также в белорусский и украинский языки, не выяснено. Фонетически близки к русскому слову лит. gintaras, лтш. dzintars "янтарь", венг. gyanta, gyantar "древесная смола, янтарь, канифоль", мар. янда "стекло", яндар "ясный". Проанализиров все эти слова, Б. А. Ларин пришел к выводу, что балтийские слова являются древними заимствованиями из неизвестного языка, а от балтов слово в форме ентарь попало в русский язык, марийские слова заимствованы из чувашского, а венгерские формы при многообразии значений указывают на их большую близость к праформе языка-первоисточника (Ларин Б.А. 1959). Поскольку большая близость между венгерским и чувашским языками известна, выбор пути поиска этимологии слова через чувашский язык выглядит перспективным и, действительно, мы находим в словаре чув. ĕнт "палить, опаливать", которое можно взять за часть более сложного слова для названия янтаря. Основанием для такого предположения является наличие в немецком языке слова обозначающего янтарь как "горючий камень" (Bernstein). Напомним, что тевтоны, предки современных немцев были северными соседями древних булгар. В таком случае вторая часть слова ентар должна была значить "камень". В чувашском языке камень называется чул, имеющее общую для все тюркских языков праформу, которую можно восстановить как *taĺ (в большинстве тюркских taš). Таким образом, "горючий камень" в булгарском языке мог называться enttal, откуда уже недалеко и до современного названия. Впрочем, существование марийской и венгерской укороченных форм названия янтаря говорят о том, что могло употребляться слово enta, означающее просто "горючий", но в тот и другой языки эти слова были позаимствованы из чувашского.

Согласно нашим исследованиям прародина славян находилась в непосредственной близости от залежей янтаря на берегах Балтийского моря, а в дальнейшем некоторые славянские племена проживали на его побережье, поэтому славянам он был известен и для него должно было существовать общеславянское название, однако следы его не обнаружены. Очевидно, славяне появились у Балтийского моря уже после того, как распалось общеславянское единство. Познакомившись с янтарем, славяне, очевидно, использовали для названия янтаря кальку с булгарского, недаром же существует выражение "бел-горюч камень", которое никакому другому камню, кроме янтаря, не подойдет.

Экспортными товарами славян могли быть воск и мед, поскольку бортничество практиковалось ими издавна. Оба эти продукта без сомнения были ходовым товаром благодаря своей хорошей сохраняемости. Менее уверенно можно говорить про пушнину, поскольку наши предки больше занимались не охотой, а рыболовством. Поэтому на продажу у славян могла быть рыба. Однако такой скоропортящийся товар не был интересен для ближайших соседей, тоже не обделенных рыбными угодьями, а для транспортировки даже сушеной рыбы на далекие расстояния нужно было бы использовать консервант, каким могла быть соль.

Соль, без сомнения стала одним из первых продуктов обмена, поскольку ее залежи находились далеко не везде, а в неолите с возрастанием роли растительной пище в рационе человека возросла и потребность в соли. Однако соль находила в жизни человека самое разнообразное применение:

С давних времен соль была основным консервантом ключевых пищевых продуктов (мяса, рыбы, сыров). Этот минерал устранил зависимость человека от сезонного наличия пищи и сделал доступными путешествия на значительные расстояния. Соль – это и полифункциональные лекарства для людей и домашнего скота. Задействована она и в технологиях. В частности, в кожевничество соль использовали как один из ключевых компонентов. Так же и в религиозных ритуалах во многих культурах соль была важным атрибутом, символизирующим дружбу и нетленную чистоту, из-за чего фигурировала в погребальных и свадебных обрядах (Болтрик Ю.В. 2014, 63-64).

Среди народов Восточной Европы распространен обычай приподносить каравай хлеба и на нем солонку с солью почетным гостям. Но и само приветствие "хлеб-соль", являющегося калькой чув. çăкăр-тăвар, распространено в обычной жизни славян:

Приветствие посетителей крестьянских семей хлебом и солью (хлеб-соль) и его варианты на разных славянских языках отражает важную роль, которую играют эти два элемента: хлеб как «посох жизни» (основной продукт питания) и соль как символ благополучия. (Harding A. 2013, 13).

Другими предметами обмена были скот, вяленая и соленая рыба, орудия труда и ремесленные изделия. Об этом свидетельствует существование в тюркских языках западных ареалов и в языке соседних с ними народов слов с разными значениями, которые может объединять только общее значение "товар, предмет обмена". Собственное, этим словом и есть товар, которое в армянском языке имеет форму tavar и означает "овца", "стадо овец”, в тюркских языках ему отвечают: кум. tuuar "стадо", тур. tavar "имущество", "скот", балк., кр.-тат. tu'ar "то же", чув. тăвар "соль", тавăр "возвращать долг", "мстить", "отвечать", "выворачивать" и др. При этом очень показательными являются чувашские слова. Предки чувашей булгары имели возможность добывать соль, поскольку заселяли ареал вплотную к заливу Сиваш. Хотя соль, получення из морской воды или ила, имеет горький привкус, имеются технологии, который позволяют избавиться от этого недостатка (там же 2013, 28). Булгары освоили промысел, который обеспечил их солью как предметом экспорта и поэтому она приобрела значение "товар". Второе чувашское слово семантически и фонетически стоит несколько далее. Но в принципе сначала оно могло означать "отплачивать", "компенсировать" что по семантике близко к значению "цена", которое могло развиться из значения "товар обмена". Во многих иранских языках есть слово tabar/teber/tevir "топор", а в финно-угорских слова этого корня имеют значение "ткань" (саам. тавяр, мар. тувыр, хант. tаgar). В картвельских языках подобные слова имеют значение "мед" (мегр. topur-i, лаз. topu(r)-i, груз. tapl- i). Все эти слова имеют одно и тоже происхождение, поскольку и орудия труда, так же как продукты производства были предметом торговли, тем более, что им подобные имеют значение "покупать", "менять" (например, хиналугское tuvri или мегр. tirua). К этому гнезду следует отнести германские слова неясного происхождения со значением "дорогой" (нем. teuer, анг. dear, гол. duur), а также слав. туръ, лат. taurus и гр. τυροσ, "бык", хотя авторитетные специалисты (Фасмер, Вальде, Менгес) о подобных связях умалчивают.

Поскольку слово товар так явственно обнаружило свою древность, можно ставить вопрос о поисках в современных языках следов слова, обозначающего также процесс эквивалентного обмена товарами,. Можно проследить этимологию слов, имеющих значение "торговля", "цена", "купить", "продать", "стоить", "дорогой", "дешевый" и под. Далеко не всем из них есть соответствия в разных языках, но именно для слова торг соответствия имеются. Согласно Фасмеру, славянскому *tъrgъ, представленному в разных формах во всех славянских языках, имеются родственные слова также в литовском, латышском, иллирийском, албанском, шведском, датском, финском и других (Фасмер Макс. 1973. Том IV, 82). При этом в корне слова могут присутствовать гласные как переднего, так и заднего ряда, лабиализованные и не лабиализованные, что, собственно, указывает на странствующий характер слова – torg-, turg, targ-, tirg-, terg-. . Происхождение слав. слова *tъrgъ выясняли Г.И. Рамштедт и М. Рясянен. Согласно Рамштедту тюркские слова в значении "шелк" и вообще "ткань", "товар" были заимствованы из монгольского языка (монг. torga "шелк", тунг. tōrga "хлопчатобумажная ткань", "товар") и далее в других близких по смыслу значениях распространились вплоть до Скандинавии (Ramstedt G.J. 1949, 99; Ramstedt G.J. 1957, 49). Напротив, Рясянен исходным считал тюрк. turku, turγu "стоянка" (A. Räsänen M.. 1946. Том IV, 82), хотя в дальнейшем к этой мысли не возвращался, ограничившись упоминанием тюркско-монгольских соотвествий в названии шелка (Räsänen M.. 1969, 490).

Места для торговли должны были быть определенными, чтобы желающие произвести обмен товаров могли легко найти контрагента, но определялись они в основном географическими условиями с учетом удобства местности, наличия источников питьевой воды на пересечении путей сообщения. Понимание особенностей организации торговли дало основание положить ее в основу чисто материалистической логистической теории современной цивилизации (Шкурин И.Ю.. 2013). С точки зрения логистики для торговых центров хорошо подходили подходили берега у переправ, устьев притоков рек, куда могли легко добраться и продавцы, и покупатели, гди и возникали возникали постоянные места поселений:

… расположение поздненеолитических поселений может свидетельствовать также и о возможных способах применения местными общинами контроля за природными переправами, следовательно, за путями для передвижения и межплеменного обмена, что давало им определенные преимущества в социальном развитии и возможность расширения своих воздействий (Товкайло Н.Т., 1998, 14).

Кроме упомянутого др.-тюрк. turku, образованного от tur- "стоять", "находиться", "быть", "жить", которому есть соответствия во многих тюркских языках, можно привести также другие слова, подходящие для рассматриваемой ситуации: др.-тюрк. tera “долина, низина”, 1. terkäš “место слияния рукавов реки”; якут. törüt “устье реки” . Естественно, что на таких базарах имело место большое скопление людей и это также нашло отражение в тюркских языках: др.-тюрк. ter “собирать, копить”; terig “собрание, сборище”; törkün "род, племя"; др.-тюрк. terkäš “давка”; тат. törkem "толпа, группа"; башк. törköm "толпа"; балк., карач. türtüšou "давка"; тур. türük, "царство, мир", teraküm "скопление, накопление". Также естественным было противоречие между продавцами и покупателями, одни старались выгоднее сбыть свой товар, другие, стараясь сбить цену, спорили, ругались, привередничали, словом, по-настоящему торговались. К такому выводу можна прийти, рассматривая такие слова: чув. tirke "быть разборчивым", tirkev "разборчивость, привередливость", tirki "отвергнутый"; тур. terk “оставление, отказ, отречение”, diriğ "отказ", др.-тюрк. terkiš “сварливый”, тат. tirgərgə "бранить, ругать", башк. tirgəü "ругать". Противоречия между продавцом и покупателем отображает также этимология древнего индоевропейского слова *kʷrinā- "покупать" (др.-інд krīṇāti, гр. πρίαμαι, н.-перс. xarīdan, др.-ирл. cren-, др.-лит. krieno и др. подобные). Это слово происходит от древнебулгарского *keren "упрямиться, артачиться" (чув. хирĕн). Точно так же булгарское происхождение может иметь и.-е. mizdhō "плата" (ст.-слав. мьзда, осет. mizd, гот. mizdō и др.), если это слово произошло от вопроса покупателя "сколько стоит"? Такому вопросу приблизительно отвечают чув. миçе "сколько?" и тав "благодарность". В времена вряд ли люди осознавали абстрактное понятие "благодарность". Очевидно слово тав было глаголом и означало "отплатить", а словосочетание миçе тав упрощенно понималось продавцом как размер платы, а позже просто плата.

Примечательно, что корень torg присутствует в языках, носители которых проживали на Правобережье Днепра не ранее 2-го тыс. до н.э. В греческом, латинском, кельтском языках, носители которых первыми оставили места своих перевоначальных поселений, в иранских и индийских языках, проживавших на Левобережье, он не представлен. Поэтому мы можем предполагать, что источником слова был язык древних булгар, а не других тюркских народов, проживавших на Левобережье. Принимая во внимание чув. турхан при др.-тюрк. tarqan "титул привилегированного лица", ее можно восстановить как *turk? со значением, связанным с торговлей. Подобное название имеет город Турка в Карпатах, где много топонимов расшифровываются с помощью чувашского языка. Древность этого города может быть подтверждена сообщением Константина Багрянородного о белых сербах, живших "за Туркией в земле, называемой ими Бойки" (Константин Багрянородный, Гл. 32). Считается, что под Туркией понималась Венгрия, а бойки – это одно из кельтских племен. Одно не исключает другое, ибо Венгрия находится недалеко от Турки, а вся ближайшая территория могла называться по имени города. Теперь Турка считается "столицей" бойков, одного из карпатских племен украинцев, поэтому можно думать, что этот этноним они получили в наследство от кельтов. Перенесение этнонимов с одного племени на другое – обычное дело в истории. А вследствие своего удобного расположения на пути из Венгрии в Галицию Турка вполне могла играть роль торгового центра, не даром же в 18-м столетии именно тут девять раз в году устраивались большие ярмарки (Pulnarowicz Władysław. 1929, 49). Обычно считается, что название Турки происходит от слова тур (первобытный бык), но такое объяснение выглядит сомнительным, так как неясной является мотивировка приданию слову суффикса –ка. Кроме того, в Украине есть есть село Турка в Ивано-Франковской области и даже три села того же названия в Люблинском воеводстве Польши, десять деревень Турково в России и одна в Беларуси, город Турку в Финляндии, Туркеве в Венгрии, Тюрков в Германии. Предположить, что все эти топонимы происходят от слова тур трудно, поэтому нужно было бы искать для них разные объяснения, в то время как более правдоподобным является толкование их всех как "торжище", что очень даже годится для населенного пункта.

Кроме упомянутых выше, среди предметов обмена должны были быть также зерно, кожи, меха, воск, мед, напитки и другие товары менее долговечные, чем янтарь, поэтому археологические находки их остатков редки и не могут уверенно свидетельствовать об их значении в товарном обмене. Однако в лексике разных народов определенные следы межплеменной торговли остались, о чем могут свидетельствовать заимствованные слова, которые часто странствовали по свету вместе с самим товаром. Если говорить о зерне, то в первую очередь нужно назвать ячмень, просо, овес. При этом характерным является перенесение название одного злака на другой. Например тюркскому dary "просо", которое заимствовано в венгерский и марийский, можно поставить в соответствие груз. keri "ячмень", а тюрк. sulu/sula/suly "овес" – груз svili "рожь". Тюрк. arpa "ячмень", точные соответствия которому есть в гр. αλφι и алб. el'p, в германских приняло значение "горох" (герм. *arwa – нем. Erbse). Если торговля зерном и, соответственно, распространение злаковых культур шли в направлении с юга на север, то кожи, меха, воск и мед поступали в южные страны с севера. По крайней мере тюрки приобретали мед и воск у своих северных соседей италиков и древних армян, о чем свидетельствует соответствие тюрк. bal "мед" – лат. mel, арм. mełr “то же”. Сэр Джерард Клоусон (Gerard Clauson, 2002) пишет в своей работе о происхождении тюркского слова так:

Общепринято, что это слово является очень ранним заимствованием из какого-то индоевропейского языка, которое можно датировать периодом когда m было неприемлемо в начале слова и поэтому заменялось на b. (Gerard Clauson, 2002)

Пример янтаря говорит о том, что украшения и материалы для них тоже были желанными предметами обмена. В раскопках древних погребений археологи находят золотые и серебряные подвески, серьги, бусы, браслеты и пр. Задолго до начала использования металла для изготовления орудий труда и оружия самородное золото и серебро благодаря долговечности, легкости обработки и внешней привлекательности находят применение в творческой деятельности человека. При этом благодаря своей редкости благородные металлы охотно приобретались людьми и поэтому возымели высокую стоимость. Выступая первоначально в качестве обычного товара, золото и серебро после долгих поисков всеобщего эквивалента в торговле стали повсеместно выполнять основные функции денег. Этимология названий серебра у разных народов подтверждает это. К примеру, распространенное во многих иранских языках слово arg/arz и имеющее основное значение "цена", произошло от названия серебра (лат. argentun, ав. ərəzata- и др.) Другим примером может быть тюркское слово kümüĺ (чув. кěмěл) "серебро", которое, судя по всему, было позаимствовано тюрками у создателей трипольской культуры, язык которых мы предположили одним из семитских. Поселения трипольцев и тюрок разделял Днепр, который, особенно в зимнее время, не мог быть непреодолимой преградой для соседей, поэтому примитивная торговля и культурный обмен между тюрками и трипольцами имели место. Следы трипольских влияний в сфере торговли обнаруживаются среди слов, имеющих значение «товар», «оплата», о которых речь шла выше, ср. ивр. davar “слово”, “вещь”, “что-нибудь” У трипольцев могло существовать также слово *kemel, соответствующее ивр. gemel “отплатить”, которое мы ставим в соответствие чув. kěměl “серебро” (детальнее об этом в разделе Названия металлов в индоевропейских и тюркских языках). Поскольку серебро выполняло функцию денег, перемена значения этого слова у тюрок связана с тем, что торгующие стороны обходились без переводчика и поэтому могли придавать одному и тому же предмету разные значения. Что для одних было просто платой, то для других принимало конкретное значение серебра. Это слово у булгар позаимствовали италики и использовали его для названия серебряной посуды, в частности, серебряных блюд (лат. caměl-la “тарелка для супа”).

Еще одним словом, имевшем значение "плата, цена" и позаимствованным тюрками у трипольцев, могло буть слово *demirz, которому соответствует ивр. demis "деньги". В современных тюркских языках demir/temir имеет значение "железо" и это вызывает сомнение о возможности употребления железа в качестве средства платежа при том, что такую функцию выполняло серебро. К тому же на времена контактов тюрок с трипольцами железо еще не было известно. Однако можно предположить, что долгое время у тюрок гипотетическое *demirz употреблялось просто в общем значении ценного предмета и лишь впоследствии, с появлением первых железных изделий, которые, действительно, представляли собой большую ценность, произошла перемена значения. Возможно также, что это слово у тюрок сначала приняло значение "медь", поскольку после появления меди она тоже могла выполнять функцию денег меньшей номинальной стоимости.

Этот более доступный и пригодный для различных бытовых поделок металл был найден в процессе поисков в природе благородных металлов, с которыми он часто соседствует в залежах. Преимущества меди и позднее бронзы, заменявших камень в орудиях труда, были оценены людьми очень быстро, но добыть металлы из недр земли было можно не везде. Поэтому потребность в них обеспечивалась обменом на другие товары. Население мест богатых на залежи меди начинает специализироваться на ее добыче для выгодного обмена. В Восточной Европе таким местом стали Карпаты:

Хорошей иллюстрацией характеру межплеменой торговли могут служить семантические превращения заимствованных в ее процессе слов. Одной из них может быть переосмыслевание трипольского слова, подобного ивр. דוֹחַן (дохан) "просо" и דגן (даган) "зерно, хлебный злак". Оно было заимствовано тюрками и сохранились в современных тюркских в значениях "зерно", "семя, семячко", "род", "племя", "родственник", "брат" (чув. тăхăм, тур. tohum, карач., балк. тукъум, туугъан, каз туған, тат. туганлык, туркм. доган, тохум, гаг. тоом, кирг. тукум и др.). Правда, слова этого семантического поля трудно отделить от исконно тюркских, происходящих из др.-тюрк. toγ- "рождаться", являющегося так же, как указанные семитские слова, ностратическим наследием. Понимание зерна как товара привело к переосмыслению слова в этом направлении и в некоторых языках могло дать название другим товарам, таким как соль, скот и под., ср. чеч. даьхни «имущество, скот» (аь – гласный переднего ряда), каб. дыжын "серебро". Не исключено, что в тюркских языках какое-то из подобных слов после метатезы приняло форму *tanag/tȁng и получило значение "деньги" (ср. чув. тенкĕ "серебрянная монета", каз. теңге "монета, деньги" и др.). Этимология русского слова "деньги" является спорной и данное объяснение может быть принято вполне.

Медный век характеризовался оформлением Балкано-Карпатской металлургической провинции. Эта система родственных производящих очагов охватывала горно-металлургические центры Северных Балкан и Карпат, где локализовались чрезвычайно яркие энеолитические земледельческо-скотоводческие культуры Гумельница-Кораново, Ванча-Плочник, Тисаполгар-Бодрогкерестур, Петрешть и др. Широко известная трипольская культура на юго-западе СССР была лишь восточной провинцией этого блока и не знала собственной металлургии: ее мастера пользовались привозной медью. Со времени формирования провинции значительная доля продукции из Балкано-Карпатских центров отправляется далее на восток в восточноевропейскую степь-лесостепь (Черных, Е.Н., Кузьминых С.В. и др. 1990, 136)

Понятно, что в функции денег могли выступать слитки металла определенного веса. Археология пока не располагает данными, когда появись весы в Восточной Европе, но о возможности их существования имеются туманные сведения в лингвистике. Например мар. пундо «деньги» соответствует др.-анг. pund «фунт, мера веса». Возможно, это слово попало марийцам через мордву, в языках которой имеются пандомс «платить», пандома «плата», позаимствованные у англосаксов. Подобные слова имеются и в других германских языках. Считается, что это ранние заимствования из латинского, где имеется pondō «фунт» и pondus «вес» (Kluge Friedrich, 1989, 542). Однако марийское слово наиболее близко к латинским словам и если не найдется другого объяснения его этимологии, то его появление можно относить к тем временам, когда италики еще проживали в Европе.

Формирование числительных в разных языках также может пролить определенный свет на некоторые детали межплеменной торговли. Например, общую индоевропейскую праформу для числительного десять восстанавливают как *deќm. Ее можно связать с древнетюркским *dekim "много", основанием для существования которого является наличие в древнетюркском языке слова tekim "много, множество". Очевидно, в процессе межплеменной торговли тюркское слово с общим значением приняло у индоевропейцев значение более конкретное. Фин. *deksan "десять", присутствующие в словах kahdeksan "восемь" и yhdeksän "девять" можно связывать с тюркскими числительными doksan/tuksan "девяносто". Какое-то время в тюркских языках слова типа toquz и on/un были синонимами, означающими "десять". Тогда слова doksan и tuksan можно объяснить как "десять десятков", что при торговле десятками единиц товара (например, шкурок) могло восприниматься финскими народами просто как «десять» и в таком понимании тюркское слово вошло в западные финские языки. То, что торговля шла десятками подтверждает также замена в восточнославянских языках др.-слав četyredesętĭ словом сорок, заимствованное у древних булгар, доказательством чему является чув. хĕрĕх "сорок". Известно, что четыре десятка мелкого товара воспринималось как определенная торговая единица, а именно у восточных славян – "связка соболиных шкур" (Фасмер Макс, 1971, 722). Очевидно, именно такое количество шкурок было необходимо для изготовления соболиной шубы. Более детально обо всем этом в разделе К основам образования числительных в ностратических языках .

В данной работе в общих чертах набросана схематическая картина торговых отношений на территории Восточной Европы, в основном прилегающей к Северному Причерноморью. Однако нет сомнения, что существовали торговые связи между племенами Прибалтики, Поволжья и Приуралья. По Волге и вдоль берегов Каспийского моря должен был существовать торговый путь в направлении к Средней Азии. Пока лингвистических данных для рассмотрения этой темы недостаточно, поскольку недостаточно точно известен этнический состав населения этих регионов.