Начальная страница

Валентин Стецюк (Львов)

Персональный сайт

?

Культурно-языковые контакты населения Восточной Европы


Некоторым издавна существующим и распространенным словам в языках населения Восточной Европы непросто найти объяснение их происхождение и определить пути распространения. Судя по содержанию этимологических словарей, таких слов довольно много и они обычно обозначаются как «бродячие». Некоторые слова подобного значения и формы настолько распространены, что невозможно восстановить их историю лишь путем фонологического анализа.

По большей части к ним относятся те, которые обозначают специфические предметы или действия, часто употребляемые или имеющие место в повседневной жизни людей. Такими являются, например, слова для обозначения мыла, вина, конопли и др. О них писано немало, некоторые же не пользуются особым вниманием, хотя не менее загадочны. К ним относятся среди других слова, созвучные латинскому rūmigāre в значении "жевать жвачку" (о животных), которое происходит от rūmen "горло, пищевод". Латинские слова имеют соответстви в др.-инд. romanthah «пережовывание». (Walde A, Hofmann J.B. 1965). В финно-угорских языках в том же значении употребляются вепс. märehttä, ест. mäletseda, карел. märehtie, фин. märehtiä, коми рöмидзтыны, удм. жомыстыны. Специалисты считают, что все они имеют общее происхождение, но разнообразие их форм не находит исторического обоснования и поэтому нет уверенности в реконструкции исходного финно-угорского корня: *märз или *rämз (Häkkinen Kaisa. 2007, 759). Кайса Хяккинен, составитель этимологического словаря современного финского языка почему-то не приобщил к финно-угорским словам эрзя и мокша рямигамс "жевать жвачку". Сходство мордовских слов и украинского "ремигати" дает возможность предполагать заимствование финно-уграми украинского слова через мордовские, но оно само заимствовано из румынского в исторические времена и поэтому не могло быть широко распространено в очень отдаленных теперь финно-угорских языках. В том, что румынское слово происходит из латинского сомнений нет (Мельничук О.С. (гол. ред.). 2006, 140). Финно-угорские слова не могли быть заимствованными из древнеиндийского по причине большого фонетического различия. Для разрешения подобных загадок нужно знать места обитания носителей «бродячих» слов в древности. В нашем случае тема культурно-языковых контактов ограничивается Европой.

До прихода славян Восточную Европу на протяжении трех тысячелетий населяли различные индоевропейские, финно-угорские, тюркские, северокавказские и даже семитские племена, которые не только враждовали между собой, но и имели торговые отношения и, как результат, обменивались технологическим опытом, культурными достижениями и даже мировоззренческими идеями (см. карту ниже).


Этнокультурная карта территории Восточной Европы на период с 5-го по 3-е тыс. до н.э


Взаимодействие народов Восточной Европы нашло отражение в языках этих народов, что помогает восстановить происходивший здесь цивилизационный процесс:


Хорошо известно, что заимствования являются важным источником информации о культурном отношении между народами на разных этапах истории. Когда мы обратимся к предыстории, заимствованные слова и другие «заимствованные» элементы умножают свое значение как свидетельство предыстории народа и его контактов с другими народами. Такие лингвистические данные часто являются лучшим имеющимся доказательства, особенно если они могут быть соотнесены с археологическими свидетельствами. Для некоторых областей и периодов, это единственный источник информации. По этой причине они требуют и заслуживают того, чтобы подходить к ним на систематической основе (Andersen Henning. 2001, 1).


При заимствованиях из одного языка в другой, кроме фонетических превращений, очень часто происходят смысловые трансформации заимствованных слов, значения которых могут варьироваться от близких до антонимичных. Иногда превращение смысла носит неожиданный, но, тем не менее, логический характер, что можно показать на таком примере. Мы пришли к выводу, что творцами трипольской культуры было какое-то семитское племя (см. Этническая принадлежность трипольцев). Трипольцы были земледельцами, в то время как тюрки – скотоводами. Характер взаимодействия земледельческих и степных культур в сфере идеологии является одним из сложнейших вопросов. Мнения на этот счет были противоположными, но в настоящее время оформилась такая точка зрения:


… именно обитатели степной и лесостепной зоны Восточной Европы оказались под определенным идеологическим воздействием земледельческих культурных традиций (Манзура И.В. 2013, 155).


Идеологическое воздействие в своей ширине охватывает и хозяйственные вопросы. Из языка трипольцев, многие слова сельскохозяйственной терминологии могли быть заимствованы соседними тюрками и индоевропейцами. Учитывая земледельческий характер трипольской культуры, можно предполагать, что в их языке существовали слова подобные ивр. דוֹחַן (дохан), ар الدخن (альдахн) "просо" и ивр. דגן (даган) "зерно, хлебный злак", заимствованные тюрками при меновой торговле с раширением их семантического поля. В современных тюркских языках подобные слова приняли значения "зерно", "семя, семячко", "род", "племя" (чув. тăхăм, тур. tohum, карач., балк. тукъум, туугъан, каз туған, тат. туганлык, туркм. доган, тохум, гаг. тоом, кирг. тукум и др.). Слова этого семантического поля трудно отделить от исконно тюркских, происходящих из др.-тюрк. doγ-/toγ- "рождаться", но в этимологическом словаре тюркского языка в статье ДОҒ возможность такой связи не рассматривается (Севортян Э.В. 1980, 245-247). Общетюркское arpa "ячмень" также могло быть заимствовано у трипольцев, принимая во внимание ивр. בָּר (bar) “злаки”, поскольку для происхождения этого слова не находится удовлетворительного объяснения. Хорошее соответстие ему гр. ἄλφι "ячмень" в указанном словаре преполагается случайным (Севортян Э.В. 1974, 176-177), однако происхождение греческого слова из тюркского другими лингвистами допускается (Frisk H. 1960. Band I, 81). В некоторых тюркских языках для названия ржи употребляются слова ыраш/арыш. Очевидно считается, что они заимствованы из русского, но русское рожь само, как и подобные слов в других индоевропейских языках, не имеют надежной этимологии. Звуколвое подобие ему гр. ὄρυζα "рис" также считается случайным (Kluge Friedrich. 1989, 603), а возможность связи этих слов с ивр. אוֹרֶז (орез) и ар. أرز (arz) “рис” не рассматривается. Однакое ее нельзя исключать.

Понимание зерна как товара привело к переосмыслению слова и, вместе с этим, к его фонетическому преобразованию в других языках. В этом направлении первоначальное тюрк. doğan могло стать названием других товаров, таких как соль, скот и под., ср. чеч. даьхни «имущество, скот» (аь – гласный переднего ряда), каб. дыжын "серебро". Не исключено, что в тюркских языках какое-то из подобных слов после метатезы приняло форму *tanag/tȁng и получило значение "деньги" (ср. чув. тенкĕ "серебрянная монета", каз. теңге "монета, деньги" и др.).

Слитки металла, особенно наиболее доступного серебра и меди, постепенно приняли функцию денег и в этой функции должны были получить свое название. У трипольцев могло существовать слово *kemel, соответствующее ивр. gemel “отплатить”, с которым можно связывыть чув. кěмěл "серебро". Предки чувашей, древние булгары, были ближайшими соседями трипольцев и должны были иметь с ними торговые отношения. При использовании серебра в качестве эквивалента оплаты за любой товар булгары переосмыслили соответствующее ему трипольское слово *kemel как название металла. В других тюркских языках серебро называется kümüš или другими ему подобными, которые произошли от kümüĺ (подробнее о таком фонологическом превращении см. Гипотетический ностратический звук RZ). Чувашский язык сохранил наиболее древние особенности пратюркского языка, поэтому превращение трипольского слова в современные тюрские имеет логическое обоснование. Однак современные тюркологи считают, что название серебра в пратюркский язык заимствовано из древнекитайского, восстанавливая др.-кит. *kəmliw как состоящее из др.-кит. kəm "металл" и r(h)ēw "яркое серебро" ( Дыбо А.В.. 2007, 67). Сомнительные конструкция и фонетическое соответствие подобраны из непоколебимого предубеждения об алтайской прародине тюрок.

По такой же схеме образовалось тюркское название меди baqyr (чув. pǎxǎr), о происхождении которого среди тюркологов царит полная путаница (см. Севортян Э.В.. 1978, 45-47). Это название, так же, как и название крупного рогатого скота имеет общий корень в языке трипольцев, в котором предполагается существование слова *vakar “бык” или “корова” [ср. ар. بقرة (bakara) "корова", гебр. בָּקָר (бакар) “крупный рогатый скот”]. Если исходное слово претерпело семантическую трансформацию для названия меди, то происходящее от него птюрк. *ögüz сохранило исходное значение. В чувашском языке оно имеет форму, близкую к семитским словам вăкăр "бык". Превращение в ögüz произошло по тому же закону, что и превращение кěмěл в kümüš. Тюркологи такую возможность не заметили и ищут другое объяснение для происхождения тюркского слова (Севортян Э.В.. 1974, 521-523).

Определенные графоаналитическим методом ареалы поселений носителей отдельных языков позволяют целенаправлено сравнивались бинарные языковые соответствия между индоевропейскими и финно-угорскими, индоевропейскими и тюркскими и между финно-угорскими и тюркскими языками. На приведенной ниже карте видно, что некоторые ареалы носителей разных языковых семей прасположены рядом. Изучение взаимосвязей между языками этих ареалов может дать особенно релевантный материал для изучения культурных связей населения Восточной Европы. Имеются в виду ирано-вепсские и ирано-мордовские, марийско-тюркские, венгерско-тюркские, армяно-тюркские и, в частности, армяно-огузские (гагаузские) соответствия. Полученный в результате этой работы материал был представлен в виде Сводной таблицы лексических соответствий, которая благодаря наглядности облегчает установление путей распространения культурных и технологических новшеств.


В данноми изложении, за редкими исключениями, не ставится целью этимологизация соответствий и установление языка-источника заимствования. Это може быть следующим шагом исследований узкими специалистами. При поиске соответствий не исключалась возможность того, что давние языковые связи могли быть искажены позднейшими заимствованиями и интрузиями, как это имеет место, к примеру, в случае германских и финно-балтийских языков.

Как можно видеть по размещению ареала веси на общей финно-угорской территории, данные вепского языка очень важны для характеристики иранско-финно-угорских языковых отношений, и в вепсском имеется много соответствий иранским словам и только малая их часть показана в табл. 7 представленной ниже. В доисторические времена неразвитое этническое самосознание не препятствовало контактам между разноязычными племенами. Новые слова распространялись с одинаковой скоростью во всех направлениях из места их возникновения, если в них была действительная потребность. Поэтому те древние заимствования подлежат тому же закону распределения, что и слова близкородственных языков, хотя их и нельзя считать изоглоссами в полном понимании слова из-за фонетических особенностей языков разных групп. Тем не менее, корректнее все-таки говорить не о заимствовании, а об иноязычном происхождении отдельных слов. В более поздние времена с ростом этнического самосознания и большей дивергенции языков в своем развития на пути распространения новых слов уже возникали дополнительные барьеры.

В начале II тыс. до н.э., когда индо-арии, фригийцы, фракийцы и армяне покинули свои исконные ареалы, их заняли иранские племена, расширив территори своего обитания, на которой произошло члениение праиранского языка на отдельных диалекты в этноформующих ареалах (см. карту ниже).


Территория формирования иранских языков в ІІ тыс. до н.э.


Расположение ареала белуджского языка по соседству с ареалом вепсов должно было бы иметь следствием наибольшее количество общих языковых элементов между белуджским и вепсским языками, однако из-за отсутствия большого словаря белуджского языка убедиться в этом невозможно. Тем не менее, обнаруженные лексические соответствия могут быть очень убедительны. Например вепсскому слову naine «невестка» хорошо соответствует бел. na’ānē «дочь» при janaine «женщина». Ясно, что при дуально-родовой организации первобытного общества, когда мужчины должны были брать в жены женщин из другого рода, одна и та же женщина для родителей-белуджей была дочерью, а для семьи ее мужа – невесткой. Таким образом, не только лексическая параллель, но такое свидетельство о типичных брачных союзах подтверждают соседство вепсов и белуджей. Возможно также, что бел. pērok "дед" соответствует вепс. per’eh "семья".

К. Хяккинен считает, что фин. paksu, эст. и вепс. paks "толстый" заимствованы из иранских языков, но приводит в соответствие только бел. baz "густой, плотный" (Häkkinen Kaisa. 2007, 860). Из других иранских подобное слово обнаружено только в осетинском – bæz "тучный, жирный". Предки осетин и белуджей были соседями на прародине. Лексического материала из белуджского языка пока недостаточно, но был проведен сравнительный анализ лексики вепсского языки с другими иранскими языками. В результате этого анализа выяснилось, что наибольшее количество общих слов с вепсским имеет курдский язык – 76, далее идут осетинский – 65 общих слов с вепсским, персидский – 62, талышский – 61 слово, гилянский – 56, пушту – 45 общих слов. На карте можно видеть, что ареалы курдского и осетинского языков лежат ближе всех, если не считать ареала белуджей, к ареалу вепсского языка, и языковые контакты между населением этих ареалов также должны были быть достаточно тесными.

В таблице 1 приведены примеры вепсско-курдских лексических параллелей, для некоторых из которых имеются также соответствия в других языках:


Таблица 1. Вепсско-иранские лексические отношения


Вепский и др. ф.-уг. языки Иранские языки
azrag "острога" ос. arc, курд. erş – "копье", тал. ox "стрела"
čirkištada "капать" курд. çerk "капля"
čokaita "воткнуть" курд. çeqandin "втыкать", тал. čəgətəq "колоть"
čopak "быстрый" пушт., гил. čabuk, перс. čabok – быстрый.
hered "скорый" курд. xerez "скорость"
heńktä, фин. hengittää, эст. hingake "дышать" курд. henase "дыхание"
hobdä – "толочь в ступе" курд. heweng, тал. həwəng, гил. hawang, пушт. hawanga "ступа"
hirnaita, фин. hirnua, эст. hirnuma "ржать" курд. hîrîn "ржание"
ijastus "радость" курд. e'ys "радость"
izo "милый", фин. ihana, эст. ihana "чудесный, прекрасный"; курд. e'zim "прекрасный"
kanz – семья, kund "община", "коллектив" многчисленные соответствия в ир.- kand-kant-gund и т. п – "село, город".
kezr "колесо" gerd – распространенный корень в словах со значением "крутить", "шея" и т. п.
kötkšta "резать скот" курд. kotek, перс. kotäk гил. kutək "удар"
kurn "желоб" курд. cirnî "корыто"
l’öda "бить" тадж. latma "удар", шугн. lat "удариться", курд. lîdan "бить"
opak "страшный" гил. bеk, курд. bak, тадж. bok "страх"
pirpitada "трясти" курд. pirtîn "трепет"
rusked "красный" перс. räxš тал. rəš ягн. raxš и др. "красный"
hämär "сумерки", фин. hämärä "сумеречный" курд. semer "тьма"
t’üukta "капать" курд. tika, гил. tikkə "капля" и еще несколько подобных ир. слов в значении "кусок"
toh’ "береста" курд. tûz, перс. tus; тадж. tús "береза"


Загадочным являетя соответствие фин., карел. и людиков. hämähäkki, вепс. hämähouk, эст. ämblik, вод. hämö, лив. ämriki "паук", – курд. hebhebok "паук". Заимствование из курдского или другого иранского языка языка в вепсский не могло быть, ибо в курдском это слово является изолированным и связывается с ар. hebbāk "ткач" (Цаболов Р.Л. 2001, 449). Финские лингвисты эту связь не заметили и считают происхождение прибалтийско-финских слов "темным" (Häkkinen Kaisa. 2007, 237). Исходя из фонологии, слово для навания паука было образовано из двух корней ham и bōk неизвестного языка, если учытывать также слав. паук, которое можно связывать с нем. Bauch "брюхо" (пгерм. būk). С эти германским корнем связывается также слав. пузо (Kluge Friedrich. 1989, 64). В строении тела паука четко выражено брюшко, которому в названии должно соответствовать определение. Подходящее слово имеется в средневерхненемецком языке hem "злобный, лукавый", тогда название паука можно было понимать как "злобное брюхо". Такого слова в немецком нет, но могло существовать в одном из исчезнувших германских языков, например в готском. О том, как германское слово попало к арабам остается только гадать.

Иранско-мордовские языковые связи более известны, чем иранско-вепсские, хотя и рассматриваются обычно в рамках связей финно-угорских языков с индо-иранскими, даже иногда представляются только индийско-мордовские или индийско-венгерские параллели без иранских соответствий, и это создает впечатление одинакового положения др.-индийского и др.-иранского языков относительно финно-угорских. Такой подход является следствием того, что современные специалисты, находятся в плену старых взглядов и выводов, сформированных еще в 19-м столетии на основании первых общих исследований и необоснованных концепций, когда считалось самоочевидным существование индо-иранской общности. Вот типичный пример такого рассмотрения: "Контакт и даже этническое перемешивание индо-иранцев с финно-уграми продолжались в лесостепной зоне Восточной Европы на протяжении всего времени" (Harmatta J., 1981, 79). Однако, при сепаратном рассмотрении индийско-финно-угорских и ирано-финно-угорских языковых связей почти всегда при наличии соответствия, скажем, мордовскому слову в индийском, его также можно найти и в иранском. Это понятно, поскольку ареал иранских языков был ближе к ареалу мордовского, чем ареал индийского.

С ареалом мордовского языка граничат ареалы курдского и талышского языков. Соответственно, из всех иранских языков, кроме осетинского, талышский и курдский имеют наибольшее количество общих слов с языками мокша и эрзя – по 62. В осетинском языке таких слов 67, но часть из них происходит от времен более поздних языковых контактов между мордвой и предками осетин в скифское время. Следует при случае отметить, что приводимые здесь численные данные о связях отдельных пар языков не исчерпывают их настоящего количества и используются лишь до сравнения между собой, будучи взятыми из одной и той же представительной выборки сем. При увеличении объема выборки мы получим новые данные, которые должны сохранить свое соотношение. Примеры сепаратных связей между талышским и языками мокша и эрзя приведены в таблице 9.


Таблица 9. Талышско-мордовсеие сепаратные лексические связи.


талышский язык значение мордовский язык значение
arə нравиться ёрамс хотеть
vəšy голод вача голодный
kandy пчела кенди оса
küm крыть комачамс покрыть
kandul дупло кундо дупло
latə клин лачо клин
mejl хотеть мяль желание
se взять саемс взять
tiši росток тише трава, сено
tyk конец тюк конец
vədə ребенок эйде ребенок

Из числа возможных курдско-мордовских сепаратных связей могут быть приведены такие примеры:

курд. leyi "ручей" – мок. ляй, эрз. лей "река",

курд. çêl "корова" – мок. скал "телка", эрз. скал "корова",

курд. sutin "тереть" – мок. сюдерямс "гладить",

курд. ceh "ячмень" – мок. чуж, , эрз. шуж "ячмень".

Можно рассмотреть также и такие малоизвестные ирано-мордовские соответствия:: мок., эр. кев "камень" – курд. çew "гравий, песок"; мок. паця "крыло" – перс. bazu "рука", ос. bazyr "крыло", пушт. bâzu "рука”, курд. bazik "крыло"; мок. кичкор , эрз. кичкере "кривой" – тал., гил. kəj, перс. käj, ягн. kaja "кривой"; мок., эрз. пенч "ложка" – курд. penc "кисть руки", тал. penjə "лапа", пушт. panja "лапа"; мок., эрз. пона "шерсть" – язг. pon "перо", шунг. pum "пух", эрз. торхтав "мутный" – гил. tarik, пушт. tаrik, тал. toik "темный".

Подсчеты лексических соответствий отдельных финно-угорских языков с общетюркским лексическим фондом дали такие результаты: марийский язык – 55 соответствий, венгерский – 41, удмуртский – 32, мордовский – 29, хантыйский – 22, коми – 21, эстонский – 21, финский – 17, вепсский – 14, мансийский – 14. Кроме того, в марийском и венгерском языках есть очень большое количество изолированных лексических параллелей с отдельными тюркскими языками, есть они также и в мордовских и удмуртских языках. Большая часть из них была заимствована из татарского, чувашского и других тюркских языков в более поздние и даже относительно недавние исторические времена. Приводить примеры многочисленных финно-угорско-тюркских соответствий нет смысла, поскольку отделить древние и позднейшие заимствования в большинстве случаев почти невозможно. Однако возможные взаимосвязи венгерского и якутского языков нельзя объяснить позднейшими заимствованиями, поскольку в исторические времена предки венгров и якутов никогда между собой не контактировали. Больше того – в соответствии с существующими теперь представлениями о этногенезе мадьяр и праякутов – они вообще никогда контактировать и не могли. Если же предки венгров и якутов, действительно, как это показано на карте, заселяли соседние ареалы, то в их языках должны были бы остаться какие-то следы взаимных контактов и их можно найти. Особенно убедительными могут быть сепаратные венгерско-якутские параллели без соответствий в других языках. Интересное соответствие по данным А. Рона-Таша, приводит М. Эрдаль – венгерское выражение «лошадь цвета sar» соответствует якутскому ās в том же значении (в якутском начальное s иногда пропадает) и при этом считает нужным подчеркнуть географическую отдаленность этих языков (Эрдаль Марсель, 2005, 130). Другими примерами могут быть такие: венг. örök "вечный" – якут. örgö dieri "долго", венг. hiúz "рысь" – якут. ÿÿc "то же". В этимологическом словаре венгерского языка (Zaicz Gábor, 2006) слово hiúz обозначено как "Ismeretlen eredetű", то есть неизвестного происхождения, но подаются другие венгерско-якутские параллели: венг. homok "песок" – якут. qumax "то же", отличающегося от общетюркского qum наличием суффикса, венг. hattyú – якут. kütän "цапля"). Последнему слову в значении "цапля" есть соответствия в узбецком, киргизском, казахском, а в значении "лебедь" – хантыйском и мансийском языках. Ареалы всех этих языков очень близки друг к другу. Конечно, могут быть найдены и другие венгерско-якутские соответствия.

Тема культурных контактов может быть раскрыта широко, если целенаправленно искать соответствие темным словам без определенной этимологии в языках народов, носители которых в древности проживали в близком соседстве. Найденные ассоциации могут характеризовать психологию и развитие мышления того времени. В качестве примера можно привести, как значение "равный" может развиваться в семантическом поле "размер", что имеет место для слов, в основе которых лежит гр. ἴσος "равный" неясного происхождения (Frisk H. 1960-1972. B. I, 737). В этимологическом словаре финского языка фин. iso "большой", в соответствие которому подается только водское iso в том же смысле, эти слова связываются с фин. isä "отец" (Häkkinen Kaisa. 2007, 265). На мокша оцю "большой", марийское изи "маленький", саами иссе "мало" и ест. osa "часть" внимание не обращается, несмотря на их фонетическую близость. Тем более не обращается внимание на вепс. izo "милый", значение которого могло развиться от первоначального "маленький". Поразмыслив можно понять, что их всех объединяет категория "размер", которая могла присутствовать в процессе межплеменного торгового обмена. Несомненно, подобные "открытия" могут возникать в дальнейших исследованиях.